Одни считали их персами по происхождению; другие утверждали, что это выходцы из Месопотамии и Сирии; находились и такие, которые доказывали непосредственное происхождение сванов от древних римлян. Основанием для таких гипотез служили отдельные сходства сванского и персидского языков, сирийские орнаменты на старинных сванских украшениях, а также некоторые италийские элементы г. древней архитектуре Сванетии.

Теперь мы знаем, что сваны по своему происхождению картвелы, они принадлежат к семье собственно кавказских, или яфетических народов. Яфетидами назывались древнейшие жители Кавказа, его аборигены. Сванетия—органическая часть Грузии. Она связана с ней не только территориально, но к всей своей историей и многовековой культурой.

Тем не менее сванский язык совершенно непохож на современный грузинский. Сванский язык никогда не имел своей письменности, письменность была принята грузинская. На грузинском языке ведется преподаванием школах, на нем же печатаются в Сванетии все книги, журналы и газеты.

Язык сванов принадлежат к кавказской группе языков, к южной ее группе, но обособлен отдельной сванской подгруппой. В нерпой подгруппе южных кавказских языков стоят мингрельский и чанский, во второй, картвельской подгруппе—грузинский с его различными говорами (хевсурсккм, карталинским, имеретинским, гурийским и т. д.), а в третьей, особняком—сванский. Не раз приходилось убеждаться в том, что грузины с говорами картвельской подгруппы ни слова не понимают по-свански.

Сванский язык живет параллельно с грузинским. По-грузински читают и учатся, а на сванском говорят в семье и поют песни. Большинство сванов таким образом пользуются теперь тремя различными языками—сванским, грузинским и русским.

Что же касается Месопотамии и Персии, то теперь известно: далекие предки картвел заселяли когда-то Малую Азию. Сванетия, как и другие части Грузии, с древнейших времен находилась в самом тесном культурном общении с Сирией, Палестиной и Северной Месопотамией. С распространением в Грузии христианства эти связи окрепли еще больше. В отношении связей с Италией дело. обстоит несколько сложнее. Римляне были знакомы со Сванетией уже с I века нашей эры, когда сваны занимали гораздо большую территорию. Ученые Рима, историки и географы, считали сванов могучим и воинственным народом, с которым приходилось считаться даже римским полководцам. Уже тогда сваны обладали высокой культурой и были хорошо организованы, крепко спаяны своим родовым общественным строем. Не исключено, что какое-то италийское влияние проникло в Сванетию и принесло сюда совершенно чуждые другим районам Кавказа архитектурные формы. Зубцы сванских башен чем-то напоминают о Московском Кремле. Известно, кремлевские стены строили в XV веке итальянцы. На Кавказе и в других местах есть сторожевые башни, в Осетии, например, но нигде ничего подобного архитектурным формам сванских башен вы не найдете. Разве что в средневековой Италии...

Картвелы появились в Грузии за 1000 лет до нашей эры, когда же они поселились в Сванетии, доподлинно пока неизвестно. Однако в Местийском музее можно видеть найденные в Сванетии предметы, принадлежащие людям не только бронзового, но и каменного века.

Документы, книги, иконы, архитектурные памятники, с которыми удалось познакомиться и которые дают более или менее ясное представление об истории и древней культуре Сванетии, не уходят в глубь веков далее, чем к Х—XII столетию нашей эры. Легенды, предания и исторические песни тоже начинаются со времен царицы Тамары (конец XII и начало XIII века).

Ясно одно: вся история и развитие культуры сванов, их быт, обычаи и нравы связаны с двумя противоречивыми на первый взгляд явлениями. Это изоляция от внешнего мира и в то же время влияние грузинской культуры, главным образом через христианскую религию. Именно изоляция привела к сохранению и укреплению родового строя, просуществовавшего до XX века, в то время как в других частях Грузии родовой строй сменился феодальным еще за три века до нашей эры. Самоуправление, видимо, и послужило развитию обостренного чувства независимости сванов, сложило сванский характер—гордый и отважный. Что же еще, кроме желания быть независимыми, всеми силами и даже ценой жизни сохранить свою свободу, могло создать эти башни, эти дома-крепости, это стремление к сохранению своего, и только своего образа жизни? Ведь Верхняя, или Вольная Сванетия вела веками беспрестанную и упорную борьбу за свою свободу.

Своими же историческими памятниками—церквами, книгами, написанными на пергаменте по-древнегрузински, серебряными чеканными иконами, фресками и другими произведениями искусства давно ушедших времен—Сванетия, безусловно, обязана общей культуре Грузии, в которую христианство пришло из Византии в IV веке.

Сваны — небольшой народ. В настоящее время в Верхней Сванетии насчитывается всего около 18 тысяч жителей. Весьма интересны данные по соотношению полов для 1931 года. До 15-летнего возраста включительно в Верхней Сванетии преобладали в это время мужчины, а после 15 лет—женщины. Это объясняется несчастными случаями в горах (на охоте, в лавинах—при переходе перевалов в горных реках), гибелью во время гражданской войны, а также результатом расцветшей в 1917—1924 годах кровной мести. К счастью, эта вспышка «лицври» была последней. Повзрослевшие ребятишки уже уравновесили это страшное несоответствие.

Все сваны до фанатичности гостеприимны. Сейчас по Сванетии ходит много всякого народа, и все пока находят себе кров, приют и пищу в сванских домах. Сваны неторопливы, сдержанны и вежливы. Они никогда не обидят человека. Сванский язык отличается отсутствием бранных слов. Самое сильное ругательство у сванов—слово «дурак». (Остальные заимствованы из других языков.) Но и это слово самолюбие свана не могло вынести, часто из-за него возникала вражда и даже кровная месть. Вежливость сидит в крови у свана, заложена многими поколениями. Уважение к старшим, почитание стариков возведено в Верхней Сванетии в незыблемый закон.

С глубокой внутренней культурой, тактом и выдержанностью в характере свана уживаются безумная смелость и отвага.

Понятно, многое зависит от того, какими глазами смотреть на вещи, от того, что человек хочет увидеть. Например, доктор Орбели выпустил в 1903 году брошюрку о зобе и кретинизме в Сванетии. Так, он увидел здесь только болезни. А другой доктор, Ольдерочче, написал в 1897 году «Очерк вырождения в Княжеской и Вольной Сванетии». Этот доктор предсказывал полное вырождение сванов через полвека. Полвека прошло—и ничего... Подвела доктора его дальновидность.

Первым русским человеком, написавшим о Сванетии, был царский полковник Бартоломей. Уж на что спесивый аристократ, а все-таки сумел рассмотреть и понять сванов:

«Знакомясь все более и более с Вольными сванетами, я убеждался, как несправедливы и преувеличены слухи об их закостенелой жестокости; я видел перед собой народ в детстве, людей почти первобытных, следовательно, сильно впечатлительных, неумолимых в кровомщении, но помнящих и понимающих добро; я в них заметил добродушие, веселость, признательность...»

Каждый видит, понимает и любит в первую очередь то, что знает. Поэтому я расскажу о сванском характере на примере альпинизма. Да говоря о современных сванах, просто и нельзя не остановиться на этом.

Никто и никогда не скажет вам совершенно определенно, для чего люди стремятся к вершинам. С уверенностью можно сказать только одно: никаких материальных выгод это занятие не дает. Тут приобретаются лишь духовные ценности. Поэтому альпинизм так по душе сванам. Это как раз в их характере.

Мне могут возразить: «Еще бы сванам не быть альпинистами, когда они живут чуть ли не на вершинах!» О, это будет непродуманное возражение! Среди местного населения Памира или Тянь-Шаня редко встретишь выдающегося альпиниста. А это ли не горы? Существует, видимо, общая для всего мира закономерность—среди горцев почти не бывает альпинистов. Исключение составляют шерпы в Гималаях, сваны на Кавказе и жители Альп.

На эту черту сванов обратил внимание уже в прошлом веке учитель Кутаисского городского училища В. Я. Тепцов, не всегда лестно отзывавшийся о сванах. В своей книге «Сванетия», изданной в Тифлисе в 1888 году, он писал:

«Иному горцу посулите рай Магомета за ледниками, он не пойдет, а сванет лезет прямо в пасть смерти... Говорят, что бродить за горы у сванет обратилось в такую же привычку, как кочевать у цыган».

Вот список известных альпинистов — жителей Верхней Сванетии.

Старшее поколение, зачинатели советского альпинизма, о которых речь еще впереди:

1. Гио Нигуриани.

2. Габриэль Хергиани.

3. Виссарион Хергиани, мастер спорта.

4. Бекну Хергиани, заслуженный мастер спорта.

5. Максим Гварлиани, заслуженный мастер спорта.

6. Чичико Чартолани, заслуженный мастер спорта.

7. Годжи Зуребиани, заслуженный мастер спорта.

8. Алмацгил Квициани.

Молодое поколение сванских альпинистов:

1. Иосиф Кахиани, заслуженный мастер спорта.

2. Михаил Хергиани, заслуженный мастер спорта.

3. Гриша Гулбани, мастер спорта.

4. Илико Габлиани, мастер спорта.

5. Джокия Гугава, мастер спорта.

6. Созар Гугава, мастер спорта.

7. Шалико Маргиани, мастер спорта.

8. Михаил Хергиани (младший) мастер спорта.

9. Джумбер Кахиани, мастер спорта.

10. Гиви Цередиани, мастер спорта.

11. Борис Гварлиани, мастер спорта.

12. Валико Гвармиани, мастер спорта.

13. Отар (Константин) Дадешкелиани, мастер спорта.

Кое-кого из этих списков сегодня уже нет в живых. Если учесть, что среди мужчин определенную и немалую часть составляют дети и старики, то, по самым грубым подсчетам, получится, что на 200—300 взрослых мужчин Верхней Сванетии приходится один мастер или заслуженный мастер спорта по альпинизму. Такого вы не встретите ни в одной другой горной стране мира, в том числе и в Непале.

В Верхней Сванетии уважаемыми людьми считаются шоферы и, особенно, летчики — люди, которые связывают страну с внешним миром, дают ей жизнь. Летчиков-сванов тоже много. Но ни к кому вы не встретите здесь такого теплого, такого любовного отношения, как к альпинистам. Хороший альпинист, в представлении сванов,—это настоящий мужчина.

Слава альпинистов Верхней Сванетии связана с Ушбой — вершиной, поднимающейся над Местией. Тот же В. Я. Тепцов писал в своей книге: «Пик Ушба у сванов известен как обиталище нечистых. На его склоны ни один сванет не рискнет взобраться из-за суеверного страха попасть к чертям».

Так оно и было когда-то. Сваны редко подходили к Ушбе, с ее неприступными стенами было связано много суеверий и легенд. Вот одна из них, легенда о богине Дали, сванской Диане—богине охоты.

Жил на свете отважный охотник по имени Беткиль. Беткиль был молод, строен, красив и ничего на свете не боялся. Удача всегда сопутствовала ему, он никогда не возвращался с охоты с пустыми руками. Не испугался он и грозной Ушбы и, как его ни отговаривали, отправился охотиться на ее склоны. Но как только охотник поднялся к леднику, его встретила сама Дали. Она заворожила молодого красавца, и он, забыв про свой дом и род, остался с ней жить на Ушбе.

Долго они наслаждались своим счастьем, но однажды Беткиль глянул вниз, увидел башни своего родного селения и заскучал. Ночью он тайком покинул Дали и спустился вниз. А там его ждала, проливая слезы, красивейшая женщина Сванетии. Беткиль отдался новой любви и забыл о Дали.

На большом празднике весь народ веселился и пировал, не прекращались песни, танцы и хороводы. И вдруг видят люди—через поляну бежит огромный, как лошадь, тур. Такого большого тура никто никогда не видел. Не выдержало сердце отважного охотника, схватил он свой лук и погнался за туром. Тур скачет по широкой тропе, бежит за ним Беткиль, а сзади, как только он ступит, исчезает тропа и сразу обрывается в отвесные пропасти.

Но не испугался отважный Беткиль (он не боялся ничего на свете), продолжал преследовать тура. И вот на склонах Ушбы тур исчез, а Беткиль остался на отвесных скалах, откуда возврата нет. Тогда он понял, кем был послан этот громадный тур—самой богиней Дали.

Внизу под скалой, на которой остался Беткиль, собрался народ, люди кричали, плакали, протягивали к нему руки, но ничем помочь не могли. Тогда крикнул громко смелый юноша: «Пусть танцует моя невеста!» Расступились сваны, и возлюбленная Беткиля исполнила для него танец шуш-пари. Снова крикнул Беткиль: «Хочу видеть, как моя сестра будет оплакивать меня!» Вышла его сестра, и он смотрел танец плача и печали. «А теперь хочу видеть пляску народа!» Сваны повели хоровод с припевом о погибающем Беткиле. И тогда смелый красавец крикнул: «Прощайте!»— и эхо разнесло его голос по горам. Беткиль бросился со скалы и разбился. Белый снег среди скал Ушбы—это его кости, кровь его окрасила скалы Ушбы в красный цвет.

С тех пор богиня Дали никогда больше не показывалась людям, а охотники не подходили близко к скалам Ушбы, где обитает богиня охоты.

В конце прошлого и начале нынешнего века прославленную на весь мир вершину пытаются покорить иностранные альпинисты. В Англии был создан даже «Клуб ушбистов». Членами его были английские альпинисты, побывавшие на Ушбе. Теперь в этом клубе всего один член—очень старый человек, школьный учитель по фамилии Ходчкин. Когда наши альпинисты в последний раз были в Англии, Женя Гиппенрейтер вручил мистеру Ходчкину наградной значок «За восхождение на Ушбу». Восьмидесятилетний старик не мог сдержать слез.

В то время почти все попытки подняться на Ушбу кончались неудачно. С 1888 по 1936 год на северной вершине Ушбы побывало лишь пять, а на южной только десять иностранных спортсменов, а штурмовали эту вершину более 60 человек. На ее склонах за эти полсотни лет разыгралось и немало трагедий.

В 1906 году в Сванетию приезжают два англичанина и заявляют о своем желании подняться на вершину Ушбы. Они ищут проводника, но ни один сван не соглашается переступить границу владений Дали. Однако находится новый Беткиль, отважный охотник Муратби Киболани. Он смело ведет англичан по отвесным скалам и достигает обеих вершин страшной Ушбы. Хоть на этот раз и обошлось без встречи с богиней Дали, один из англичан при спуске погиб.

Сваны не могли поверить, что люди побывали на вершине Ушбы. Тогда Киболани, захватив с собой дров, поднялся на вершину один и разжег там костер. Богиня Дали была посрамлена. Началось суровое состязание сванов с неприступной вершиной.

Среди первых советских людей, побывавших на Ушбе, также был сван, его звали Гио Нигуриани. Четыре года группа грузинских альпинистов во главе с Алешей Джапаридзе предпринимала попытки восхождения, и только в 1934 году четверо советских людей—Алеша и Александра Джапаридзе (первая грузинская альпинистка), Ягор Казаликашвили и Гио Нигуриани—зажигают огонь на вершине двурога.

В 30-е годы восхождения на вершины гор принимают уже спортивный характер. Начинает развиваться в Сванетии и горнолыжный спорт.

— Однажды зимой,—рассказывает Виссарион Хергиани,— мы услышали, что к нам через перевал Твибер идут семь русских. Что на ногах у них надеты сани и русские могут очень быстро ехать на этих санях по снегу. Мы не верили, пока не увидели сами.

Мир тесен. 1 мая в кафе «Ай» мне рассказывал об этом походе его участник Алексей Александрович Малеинов, заслуженный мастер спорта, главный инженер строительства Эльбрусского спортивного комплекса. Возглавлял же этот первый переход через Кавказский хребет на лыжах тот самый доктор А. А. Жемчужников, который только что лечил Мишу после столкновения с неуправляемым туристом.

— Собралась вся Местиа,—рассказывал Виссарион.— Русские показывали нам, как надо спускаться с гор на лыжах. Все очень смеялись, а потом сказали: «Пусть попробует Виссарион». Мне дали лыжи, я надел их, поехал далеко-далеко и не упал. Когда русские ушли, мы с Габриэлем и Максимом сделали себе из досок лыжи и стали ходить по глубокому снегу друг к другу на коши. А потом взяли и перешли на своих лыжах перевал Башиль.

После этого сванов отправили на курсы в Нальчик, а потом в школу альпинизма, которая располагалась в нынешнем альплагере «Джантуган» в Кабардино-Балкарии.

— Нам было очень трудно,—говорит Виссарион,—мы не знали русского языка и не могли понять, чего от нас хотят. По льду мы всегда ходили без ступеней и не знали, что такое страховка. Но потом привыкли к ледорубу и веревке, научились ходить на кошках и забивать крючья. Это стало для нас удобным и привычным.

И вот в 1937 году, в тот самый год, когда в Верхней Сванетии увидели первое колесо, спортивная группа, состоявшая целиком из сванов, поднимается на Южную Ушбу. Участники этого восхождения почти все принадлежали к роду Хергиани, это были Виссарион Хергиани и Максим Гварлиани, их родственники Габриэль и Бекну Хергиани и Чичико Чартолани. Не обошлось без приключений, Габриэль и Виссарион улетели в трещину: порвалась непрочная веревка; сваны поднимались напрямую, далеко не по самому легкому пути и попали на очень сложный участок скал. Но все кончилось благополучно. Это было первое советское стенное восхождение, первое восхождение, принесшее сванам славу настоящих альпинистов. Альпинизм стал в Сванетии национальным спортом.

БРЕМЯ СЛАВЫ

У первого знакомого в Местии я спросил: «Миша здесь?»—«Мишу вы не найдете,—ответили мне,—он в селении не показывается, живет в горах, на своем коше. Воздух там чистый».

Я поднялся на кош. Когда мы обнялись и поцеловались, я спросил Мишу:

— Дышишь свежим воздухом? Говорят, бегаешь нагишом по горам и на глаза никому не показываешься. Даже обижаются люди, неужели, говорят, ему не надоели горы?

— Не в воздухе дело,—ответил он, загадочно улыбаясь.— Но теперь в честь вашего приезда надо пойти повидать друзей.

Мы спустились вниз, к дому. В нескольких шагах от нас на длинном бревне сидели человек десять сванов. При нашем появлении все встали. Миша представил меня и Нуриса, каждому пожал руку, с родственниками (а их было больше половины) поцеловался. Постояли, поговорили. Каждый задавал Мише какой-нибудь вопрос, он терпеливо и не торопясь что-то отвечал. И только когда седой старик начал тащить Мишу за рукав в сторону своего дома, а нас с Нурисом подхватили под руки два здоровенных парня, Миша твердо заявил, что мы спешим и не можем принять их приглашение. Старик печально качал головой. Мы оставили этих разочарованных, убитых горем людей и пошли к центру селения.

Ходьбы было всего минут десять, но мы шли два часа. На каждом шагу Миша пожимал руки встречным, целовал седую щетину стариков и сморщенные лица старух, одетых в черные платья и черные платки, с каждым из них долго вел непонятный для нас разговор. Возле нас останавливались все до одной проезжающие мимо автомашины, выходившие из них люди открывали Мише объятия, целовали его, и опять с каждым из них нужно было что-то долго обсуждать. Несколько раз нас с Нурисом начинали вежливо подталкивать к грузовым машинам в расчете, что, если удастся заполучить нас, сядет и Миша. Мы сопротивлялись как могли. Но в центре Местии, у Джграга—церкви святого Георгия, после получасовой беседы Миши с окружившей его толпой сванов, за нас с Нурисом принялись уже совсем решительно. С немым вопросом я взглянул па своего названого брата. Миша, улыбаясь, кивнул головой в знак согласия. Нас поволокли к машине.

Миша сел рядом с шофером, и мы куда-то поехали. Но машина нас не спасала. Она тоже останавливалась перед черными старушками и небритыми стариками, Миша выходил, целовал их и, не нарушая законов вежливости, садился обратно только тогда, когда все необходимое было сказано.

Чуть быстрее мы начали двигаться, выехав на окраину Местии по направлению к аэродрому. Но тут развлекавшие нас в кузове разговором спутники начали вдруг выскакивать из машины и забегать в попадавшиеся на пути дома. При этом они что-то горячо обсуждали и размахивали руками.

— Миша, объясни, пожалуйста, что происходит? — не вытерпел я.

— Мясо ищем,—ответил он, — свежее мясо. Теленка или барашка.

Нас усадили на открытой веранде аэродромного ресторанчика. Вместе с нами было человек десять. Здесь были секретарь райкома комсомола, председатель Союзспорта, председатель спортивного общества, руководитель сванского ансамбля, летчик, друзья Мишиного детства.

Принесли сначала один ящик сухого вина, потом второй, затем третий... Время от времени к нашей веранде подъезжала машина или подходил человек, что-то говорил и ставил на пол три, шесть, десять или двадцать бутылок вина.

— Все не могут здесь разместиться,—пояснил Миша напуганному лесом бутылок Нурису,— поэтому посылают нам вино, чтоб мы хорошо провели время. Я нарочно отказался от всех приглашений в дома, чтоб не мучить вас аракой.

— Кто посылает? — не понял Нурис.

— Да все. Вот когда приносят, говорят от кого.

Мимо нас пронесли на руках двух глазастых молочных телят. Доверчивых и беспомощных. У меня сжалось сердце.

— Да...—протянул Нурис.—Такого я еще не видел. Но оказалось, он не разделял моей интеллигентской сентиментальности, а смотрел на вещи как казах, человек, родившийся и выросший в Средней Азии.

— Настоящий скотовод,—сказал он,—никогда не зарежет такого теленка. Это кощунство: ведь к осени он уже бычок или телка.

Миша вежливо улыбнулся:

— Для вас. Для гостей здесь ничего не жалеют.

Hyрис только начинал осваивать сванский характер и так же часто попадал впросак, как когда-то и я. .

Тосты, тосты, тосты... Когда стало смеркаться, откуда ни возьмись появилась машина и стала освещать наш стол своими фарами. Тосты за всех присутствующих, тосты, самые приятные, хвалебные, доброжелательные.

Почему здесь люди говорят за столом друг другу так много приятного? У русских ведь не так. «Ваше здоровье!»—«Ваше .здоровье!»—и все. Видимо, это исторически сложившаяся традиция. Она родилась из склада жизни вечно враждующих и в то же время ненавидящих вражду людей, она в какой-то степени результат многовековой кровной мести. Попробуй сказать о человеке плохо, попробуй за столом покритиковать свана, сказать о его недостатках! Не знаю, чем это может кончиться... Я высказал эту мысль вслух, но Миша со мной не согласился.

— Просто все люди  должны всегда желать другим добра,—опять .вежливо улыбнулся он и затянул:—«О, Лиле!»—гимн солнцу. Его сразу подхватил дружный хор упругих голосов. Пели ребята здорово. На несколько голосов, слаженно, густо. Звук вставал тугой стеной, не пробьешь и колоколом. Любой хор в Верхней Сванетии, даже самый импровизированный, звучит как хорошо отрепетированный ансамбль.

Спели и мою любимую. «Неужели тебе не надоели горы и ты не хочешь спуститься вниз ко мне?» —спрашивает невеста. «Нет, горы никогда не надоедают, они всегда красивее и желаннее, чем женщина».

О песнях трудно писать, их надо слушать. Попробую все-таки кое-что о них рассказать.

Сванские песни прежде всего отражают историю народа и его оригинальный быт. Многие из них сохранились точно в таком виде, какими они были пять, семь, девять столетий назад. Почти исчезла национальная одежда свана, умерли многие обычаи и традиции, разрушились даже кое-где башни и дома-замки сванов, но песни остались жить во всей своей первозданной красоте и неприкосновенности.

До сих пор старинные сванские песни сопровождаются иногда хороводами и сольными танцами, к этому присоединяются также мимические сцены, что-то вроде театрального действа. Получается сочетание пения, танца и драмы. Это очень древняя форма искусства, такая древняя, что вряд ли где-нибудь в другом месте, кроме горной Грузии, ее и увидишь. Да и здесь-то теперь это случается не часто: старики уходят, а молодежь не очень этим интересуется. Я уверен, придет время, и сваны будут по крупицам собирать и восстанавливать свои замечательные, неповторимые песни, танцы и хороводы. Хорошо, если удастся еще кое-что сохранить постоянно действующему сванскому ансамблю песни и пляски.

По своему характеру все сванские песни можно разделить, видимо, на бытовые, или трудовые, военные, походные и культовые песни и хороводы.

Песни походные звучат как своеобразные марши с очень интересным, оригинальным ритмом. С ними хорошо идти на перевал, еще лучше с перевала. О свободе сванов, о народных героях и вождях рассказывают песни военные. Они обычно сопровождаются хороводами. В этих песнях часто упоминается царица Тамара, воспеваются ее красота, ее дорогой наряд, убранство коня и т. д.

Но больше всего у сванов старинных обрядовых песен и хороводов. Чаще это гимны, воспевающие природу — солнце, горы, поля и леса Сванетии, но среди них есть много песен, посвященных легендарным героям. Скажем, весьма популярен хоровод «Беткиль», изображающий описанную уже историю молодого охотника и богини охоты Дали. В этом хороводе танцуют и поют все—и мужчины, и женщины, и дети. Обычно хороводы Сванетии общие, за исключением разве что военных.

Строги и печальны похоронные сванские песни, или «зари». Их поют только мужчины. С этими песнями, бывало, сваны несли через перевалы тело погибшего родственника, чтоб похоронить его на родовом кладбище. Есть еще целая группа свадебных обрядовых песен, всех не перечислить.

Сванские песни обычно хоровые, поются на три, редко на четыре голоса. Мелодия у них проста, но многоголосая песня звучит удивительно гармонично. Льется она мощно, сурово и грозно, как горный поток или низвергающийся с высоты водопад, как снежная лавина.

— Ну, как насчет свежего воздуха,—спросил меня наутро Миша.

— Сейчас же идем на кош и начинаем работать,—ответил я.

— Придется подождать денек. Сегодня я собираю всю молодежь наших фамильцев (так он называл представителей своего рода), надо с ними кое о чем поговорить. Ты помнишь, на чем нас вчера привезли?

Я замотал головой.

— На ветеринарной машине,—подсказал Нурис.

— Да что ты говоришь?!—искренне изумился я. Точно. «Газик», а на нем написано: «Ветеринарная служба».

:— Прекрасно,—сказал я,—докатились! В таком состоянии людей надо возить только в фургонах для скота.

Нас возили на всяких машинах: и на «скорой помощи», и на милицейской, и на райкомовской, и на пожарной—на чем нас только не возили в Местии! Все—к нашим услугам. Для нас троих специально топили баню, для нас троих показывали кино, нас катали над Сванетией и вокруг Ушбы на самолете. Не забыть, как мы лежали у ручья возле аэродрома, загорали и работали. Миша рассказывал, я записывал. Вдруг прямо к нам подруливает самолет, вылезают летчики: «Не хотите полетать над Сванетией, посмотреть теперь на нее сверху?» Нас принимали так, что восточные султаны и паши позеленели бы от зависти, вздумай они пройти в это время в Сванетию через один из перевалов.

Предупреждалось малейшее наше желание, мы не могли даже купить себе сигарет. Как только я направлялся к магазину, кто-нибудь из сопровождавших нас моментально останавливал меня и спрашивал: «Куда? Зачем?» И не успевал я опомниться, как мне вручали самые лучшие и самые дорогие сигареты, которые я и не курю.